Медовый месяц - Страница 92

— Да мне плевать на карьеру!

— Ну, это несерьезно. — Майк поднял руку и продолжил. — Девочек подвергнут медицинскому освидетельствованию. И даже не одному, если следствие затянется.

Эрик почувствовал тошноту. Ну разве можно обречь своих крошек на что-нибудь подобное? Разве можно причинить им такую боль? Ведь они ни в чем не виноваты. Когда они появились на свет, он решил, что разорвал наконец тот заколдованный круг, и вот поди ж ты, опять очутился в нем! Ну почему он обречен вечно причинять боль невинным?

— Медицинские освидетельствования покажут, что на них никто не посягал, — сказал он.

— Возможно, так оно и бывает в идеальном мире. Но правда состоит в том, что в подавляющей массе случаев никаких физических доказательств просто не существует. В большинстве своем сексуальные домогательства ограничиваются либо ласками, либо оральным совокуплением. Отсутствие разрывов девственной плевы еще не доказательство, что ребенок не подвергался насилию.

Эрику показалось, что стены офиса душат его. Он не верил — он даже и в мыслях не допускал возможности потерять дочек. Он вот-вот проснется, и все это окажется не более чем ночным кошмаром!

Адвокат покачал головой:

— С той минуты, когда обвинения будут публично предъявлены, считай, что к твоей голове приставили заряженный пистолет. А для знаменитости все обстоит и того хуже. С другой стороны, есть тут и положительный момент: знавал я нескольких отцов, которые стали банкротами, защищая себя в подобных случаях, а тебе на этот счет беспокоиться не о чем.

От боли и отчаяния голос Эрика стал хриплым:

— И это лучшее, на что ты мне советуешь надеяться? На то, что у меня достанет средств на свою защиту? Что это за гнусный вид утешения?

Лонгакр чопорно возразил:

— Ну, прежде всего с твоей стороны, возможно, было не очень разумно брать дочек в постель.

Эрик взорвался. Перегнувшись через стол, он схватил адвоката за грудки:

— Ну ты, сукин…

— Эрик!

Тот уже занес было кулак, но, увидев панику в глазах Лонгакра, взял себя в руки. Майк перевел дух.

— Ты болван.

Повернувшись, чтобы уйти, Эрик почувствовал, что его пробирает крупная дрожь.

— Извини. Я…

Не в силах ничего добавить, он выскочил из офиса и яростно погнал машину к дому Лили. Ему надо добраться до своих детей. Но, подъехав к дому, обнаружил лишь запертую дверь и опущенные шторы.

Он нашел садовника, работавшего около пруда в глубине сада. Тот сообщил, что Лили уехала из страны. И забрала с собой девочек.

Три недели спустя Эрик прилетел в Париж, где нанятая им группа частных детективов обнаружила Лили с детьми. Уставившись невидящим взором в окно такси, пробивавшегося сквозь поток машин на набережной де ля Турнель, он подумал, что эти последние недели были самыми длинными в его жизни. Он слишком много курил, слишком много пил и в предвкушении завоевания «Оскара» был не в состоянии сосредоточиться на работе.

Когда такси проезжало по мосту де ля Турнель, протянувшемуся к крошечному островку Сен-Луи, расположенному посередине Сены, водитель заулыбался Эрику в зеркало заднего вида. Эрик давно смирился с тем, что в мире осталось не много мест, где его лицо могло еще оставаться неузнанным. Он бросил взгляд через левое окошко на достопримечательности соседнего острова Сите. Но стройный шпиль собора Нотр-Дам с его летящими контрфорсами едва запечатлелся в его мозгу.

Островок Сен-Луи лежал между правым и левым берегами Парижа, образуя точку восклицательного знака, который он составлял с островом Ситс. Этот остров входил в число самых фешенебельных и дорогих кварталов Парижа, на нем за многие годы успели пожить немало знаменитостей, в том числе Шагал и Джеймс Джойс, а из современников — барон Гай де Ротшильд и мадам Жорж Помпиду.

Такси высадило Эрика перед домом, адрес которого дали сыщики; это было городское здание постройки семнадцатого века, расположенное на фешенебельной набережной Орлеане. За водами Сены левый берег тускло мерцал в позднем утреннем свете. Расплатившись, Эрик поднял взгляд на окна второго этажа и увидел в одном движение портьеры. За ним следила Лили.

Отчаянно стремясь увидеть дочерей, он тем не менее понимал, что положение слишком взрывоопасно для него, чтобы, поддавшись искушению, прибыть неожиданно, поэтому рано утром позвонил Лили. Вначале она наотрез отказалась встречаться с ним, но когда поняла, что он приедет, несмотря ни на что, согласилась встретиться с ним в одиннадцать, когда девочек не будет дома.

В дом, построенный из известняка, вела высокая деревянная дверь с замысловатым резным узором, покрытым эмалью глубокого синего цвета. Высокие стрельчатые окна украшали белые ставни с открытыми верхними половинками, позволявшими видеть горшочки с розовой ползучей плющевой геранью. Эрик уже взялся за ручку дверного молотка, когда дверь распахнулась и на пороге показалась Лили.

Она выглядела усталой, напряженной и еще более похудевшей, чем ему помнилось, с бледно-фиолетовыми кругами под впалыми глазами.

— Я просила тебя держаться от нас подальше, — сказала она, зябко поежившись, хотя утро выдалось теплым.

— Нам нужно поговорить.

Эрик увидел группу туристов, приближавшихся к ним, и отвернулся. Не хватало только совмещать попытки вернуть прежнюю жизнь с раздачей автографов. Достав из кармана белой полотняной рубахи солнцезащитные очки, он надел их.

— Тут слишком много посторонних. Может, зайдем внутрь?

— Не хочу, чтобы ты даже приближался к их вещам.

Жестокость ответа Лили наполнила его такой бессильной яростью, что захотелось ударить ее. Вместо этого он крепко ухватил ее за предплечье, заставив поморщиться от боли, и стал подталкивать вдоль трехполосной набережной к скамье, обращенной в сторону реки.