Медовый месяц - Страница 65

К оглавлению

ДЭШ: Неужели? А как насчет того, что и ты поцелуешь меня прямо сейчас?

ЭЛЕОНОРА: Потому что… потому что я без ума от тебя!

Они обнимаются, и их губы сливаются в долгом, страстном поцелуе. Дверь с грохотом распахивается, и врывается Дженни.

ДЖЕННИ: Так я и знала! Опять за старое! А ну прекратите! Прекратите немедленно!

ДЭШ (все еще обнимая Элеонору): Я думал, ты точишь свои коготки о Бобби.

ДЖЕННИ: Его зовут Роберт, а вам должно быть стыдно!

ДЭШ: Не пойму почему.

ДЖЕННИ: Да она тебя просто использует. С тех пор как Блейк пошел в ВВС, она липнет к тебе, как репей. Она боится состариться и умереть в одиночестве. Она боится…

ДЭШ (отстраняясь от Элеоноры, чтобы прервать Дженни): Достаточно, Джейн Мэри!

ДЖЕННИ: Стоит тебе выйти от нее, как она над тобой смеется. Я сама слышала это, папа! Она высмеивает тебя, разговаривая со своими друзьями в Нью-Йорке.

ЭЛЕОНОРА (Дэш и Элеонора одновременно воскликнули): Дженни, это неправда!

ДЭШ: Возвращайся в дом.

Дженни с вызовом смотрит на них, а потом выбегает из дома.

Элеонора и Дэш смотрят на дверь.

ЭЛЕОНОРА (спокойно): А вот и главная причина, почему у наших отношений нет никакого будущего.

Сцена кончилась, и Хани ушла за камеры, дергая за резиновую ленту, которая стягивала ее «конский хвост», и массируя пальцами голову. Она не позволила им обстричь свои волосы, и в конце концов продюсеры сошлись на том, чтобы Дженни носила конский хвост. Однако они велели Эвелин стягивать ее волосы назад так туго, что нередко у нее начинала болеть голова. Но все равно ради этого стоило потерпеть. Прошло уже пять месяцев со времени той проклятой вечеринки у Лиз, и ее волосы отросли настолько, что касались плеч.

Распушив их кончиками пальцев, она смотрела на Дэша и Лиз, которые все еще не уходили со съемочной площадки, спокойно разговаривая. Хани почувствовала укол ревности. Они были ровесниками и в далеком прошлом — любовниками. А что, если эти люди — самые близкие для нее — снова возобновят свои прежние отношения?

Один из ассистентов прервал их разговор с глазу на глаз, сказав, что Дэша приглашают к телефону. Лиз направилась к вей, и Хани заметила, что помада в углу ее рта слегка смазалась. Она отвернулась.

— Ты видела каталог магазинчика, который я положила на стол в твоей гримерной? — спросила Лиз, беря бутылку минеральной воды. — У них множество изумительных поясов.

Лиз была ее первой подругой, и Хани решительно подавила приступ ревности.

— Не искушай меня. С тобой у меня появилась мания делать бесконечные покупки в магазинах.

— Пустяки! Ты просто наверстываешь упущенное.

Лиз сделала глоток, держа бутылку за горлышко так грациозно, как будто она пила из бокала баккара.

— Одежда начинает становиться моей слабостью, — вздохнула Хани. — Уже несколько месяцев я читаю все модные журналы, которые попадают мне в руки. Прошлой ночью я заснула, мечтая купить новый коралловый шелк. — Она печально улыбнулась. — Я читала журнал «Мисс» и знаю, что женственность — это ловушка, но ничего не могу с собой поделать.

— Ты просто пытаешься обрести какое-то равновесие.

— Равновесие! Это самое никчемное занятие, каким я когда-либо занималась! В первый раз в моей жизни я не могу себя уважать.

— Хани, безотносительно того, с какими частями тела ты появилась на свет, ты подрастала как мальчишка, а не так, как девочка. Сейчас ты просто пытаешься открыть в себе женщину. Рано или поздно ты сможешь собрать вместе разные части своего «я». Просто пока ты еще не готова к этому. И пока… — Она подняла бутылку с минеральной водой и произнесла тост: — Покупай и выкидывай!

Улыбнувшись, Лиз вышла и направилась в свою гримерную.

Хани взяла пьесу и положила в сумочку, на которой были изображены влажные красные маки. Она знала, что озабоченность своей внешностью была связана с Дэшем, но пока все ее попытки обратить на себя его внимание как на женщину терпели полный провал. В лучшем случае в нем еще сильнее проявлялись отеческие нотки, он становился более раздражительным и требовательным и хмурился, что бы она ни делала. Как она ни старалась, он не был доволен. Мешало и то, что ей пять дней в неделю приходилось играть Дженни Джонс. Роль, которая раньше была для Хани так удобна, начинала ее раздражать.

Она повернулась, чтобы уйти с площадки, как вдруг сзади пара чьих-то пальцев ткнула ее под ребра.

— Черт побери, Тод!

— Привет, красотка. Пробежишь со мною пару улиц?

Хани уставилась на Тода Майерса, юного шестнадцатилетнего актера, который играл роль нового приятеля Дженни, Роберта. Его выбрали за аккуратную, стопроцентно американскую внешность — темные глаза и волосы, круглые щеки, небольшой рост, чтобы он не подавлял ее своими размерами. Однако под этой ангельской внешностью скрывался себялюбивый ребенок. Все же, помня о своих шероховатостях в общении, Хани не могла набраться решимости и дать ему пинка.

— Я не собираюсь сегодня обедать. У меня реферат по психиатрии, и я пойду в гримерку заканчивать его.

— Не понимаю, зачем это людям, заколачивающим такие большие деньги, тратить время на колледж!

— Это заочные курсы. Я должна выполнять эти задания, пока не окончу высшую школу. Мне нравится учиться. Это не так уж трудно — провести чуть больше времени за книгами.

— Ты говоришь, прямо как моя старуха, — сказал он с отвращением.

— Ты должен ее слушаться.

— Да, конечно. — Он вытянул руки и уперся ими в бока. — Так ты готова к нашей грандиозной любовной сцене после обеда?

— Это не любовная сцена. Это просто поцелуй. И клянусь, Тодд, если ты попытаешься снова целоваться по-настоящему… — Она угрожающе потрясла кулачком.